Автор: Мария ТРЕТЬЯКОВА
18 февраля 1943 года на фронте пропал без вести Михаил. В тот же день под Ленинградом погиб Николай. Через неделю после гибели братьев не стало и отца – три похоронки сразу в одной сумке почтальона. Так что я, десятилетняя девчушка, встречала 9 мая 1945 года вдвоем с матерью…
Отец мой, Иван Васильевич Кузьмин, был призван на службу царю и Отечеству в 1912 году. Когда началась Первая мировая война, он, как и все солдаты, не жалел своей жизни. Вернулся в родную деревню на костылях, на износившейся шинели – два Георгиевских креста.
Почти до конца 20-х годов семья жила своим хозяйством. И определила советская власть их середняками, наложила налог «по-твердому». Это означало, что они должны были вывезти большую часть зерна, оставив себе только на посев и скромное пропитание. Все сдали в колхоз – лошадь, корову. Отец работал бригадиром строителей, мать – дояркой. В то время уже подрастали два сына. Я была в семье последним и поздним ребенком.
Сыновья выросли. Михаил стал учителем школы
№ 1 в Нарьян-Маре. Николай закончил лесотехнический техникум. Помню его проводы в армию в 1939 году, когда он глубокой ночью по бездорожью забежал проститься. Николай был гармонистом, любимцем родителей, девчат и друзей. Часто вспоминаю и то, как в 1940 году из Нарьян-Мара в отпуск на неделю приехал Михаил.
Он был красивый, стройный, в военной форме. А я в тот момент в крапиве плакала, все лицо было в земле и волдырях. Брат меня вытащил, отмыл в бане, подарков оставил и уехал.
Перед Великой Отечест-венной войной жизнь налаживалась. Как и все, держали много скота. Мама была передовой дояркой, отец – мельником, который обеспечивал всю округу мукой, а колхозный скот – фуражным зерном.
Благополучие закончилось с началом войны. Мужчины ушли на фронт. В шесть лет я по адресам на посылочных ящиках с помощью бабушки училась читать, чтобы потом самой писать немудреные письма братьям.
Деревни опустели. Землю обрабатывали женщины и подростки на быках и коровах. Сейчас мое поколение называют «дети войны». А тогда все мы, повзрослевшие деревенские ребятишки, учились ворошить и подгребать сено. Отец продолжал трудиться на мельнице. Страшным был указ Сталина о наказании за хищение. В 1942 году трактористка взяла два литра керосина – получила 2 года. За ведро перемерзшей картошки, унесенной с поля, – 1,5 года. Попал под «раздачу» и отец. Стал крошиться от старости камень жерновов, к тому же и зерно было некачественным. Заведующая животноводством положила в стакан с водой такую муку, на дне образовался чуть видный осадок песка. Пошла по всей деревне, доказывая, что на мельнице творится вредительство и, естественно, воровство. И в 55 лет инвалид, георгиевский кавалер Иван Кузьмин отправился по этапу на два года.
Братья погибли в один день, а через неделю не стало и отца. Это был февраль 1943 года. Я сидела в доме, смотрела в замерзшее оконце на заметенный снегом сруб новой избы, которую отец и братья не успели сложить. Вдруг услышала крик, плач. Внесли маму, стали отливать водой: поч-тальон принес похоронки.
Летом снова работала: боронила, возила навоз с такими же, как я, ребятами. Не хватало сил стащить слежавшиеся комья с телеги, ревела, но делала. А вечером доила одну-две коровы, ручонки сильно уставали.
До 1945 года в деревню вернулись трое мужчин из двадцати с лишним, ушедших на войну. 9 мая. Победа! Пришла из школы радостная, а дома – плач. Некого ждать.
В течение трех послевоенных лет был страшный голод. Мама попала в больницу – сдало сердце. И я одна отправилась на покос со всеми. Женщины, молодые еще, красивые, но с огромными от голода животами, поставили меня замыкающей. Думала, упаду и умру – руки в кровавых мозолях. Но выдюжила. Одна из старших женщин сказала: «Давайте Марийке дадим столько же сена, что и всем». Я бежала за три километра в больницу к маме со слезами: «Нам дали сена столько, сколько и всем!»
Таким было мое детство. Таким было детство всех детей войны. Но никто ни разу не поздравил нас даже открыткой.
Давно нет в живых моей мамы. А мне всегда хотелось узнать что-нибудь о своем брате Михаиле, он до сих пор числится пропавшим без вести. Поисками информации о нем я занимаюсь уже более сорока лет. Недавно отправила письмо в школу, в которой он преподавал в 30-е годы. И вот на днях по электронной почте мне из школьного музея пришло письмо с фотографией. Читала со слезами на глазах.
Оказалось, что в фондах музея истории нарьян-марской школы № 1 имеются сведения из окружного государственного архива о том, что Михаил Иванович Кузьмин работал у них учителем химии и биологии, а также исполнял обязанности завуча при директоре школы Иване Александровиче Беляеве в 1935 го-
ду. На тот момент он уже окончил педтехникум, имел пятилетний стаж педагогической работы и был членом ВЛКСМ. Других сведений пока обнаружить не удалось. «Мария Ивановна, мы рады были помочь вам, – написала руководитель совета музея истории школы № 1 Татьяна Балмасова. – В дни весенних каникул мы продолжим работу в архиве. И если что-либо удастся найти, сообщим вам непременно». В основном фонде школьного музея хранится фотография 1937–38 года, которая выставлена в экспозиции «Так все начиналось». На ней есть мой брат Михаил Кузьмин. Копию фотографии мне тоже прислали. Это настоящий подарок к 65-летию Победы.
Отец мой, Иван Васильевич Кузьмин, был призван на службу царю и Отечеству в 1912 году. Когда началась Первая мировая война, он, как и все солдаты, не жалел своей жизни. Вернулся в родную деревню на костылях, на износившейся шинели – два Георгиевских креста.
Почти до конца 20-х годов семья жила своим хозяйством. И определила советская власть их середняками, наложила налог «по-твердому». Это означало, что они должны были вывезти большую часть зерна, оставив себе только на посев и скромное пропитание. Все сдали в колхоз – лошадь, корову. Отец работал бригадиром строителей, мать – дояркой. В то время уже подрастали два сына. Я была в семье последним и поздним ребенком.
Сыновья выросли. Михаил стал учителем школы
№ 1 в Нарьян-Маре. Николай закончил лесотехнический техникум. Помню его проводы в армию в 1939 году, когда он глубокой ночью по бездорожью забежал проститься. Николай был гармонистом, любимцем родителей, девчат и друзей. Часто вспоминаю и то, как в 1940 году из Нарьян-Мара в отпуск на неделю приехал Михаил.
Он был красивый, стройный, в военной форме. А я в тот момент в крапиве плакала, все лицо было в земле и волдырях. Брат меня вытащил, отмыл в бане, подарков оставил и уехал.
Перед Великой Отечест-венной войной жизнь налаживалась. Как и все, держали много скота. Мама была передовой дояркой, отец – мельником, который обеспечивал всю округу мукой, а колхозный скот – фуражным зерном.
Благополучие закончилось с началом войны. Мужчины ушли на фронт. В шесть лет я по адресам на посылочных ящиках с помощью бабушки училась читать, чтобы потом самой писать немудреные письма братьям.
Деревни опустели. Землю обрабатывали женщины и подростки на быках и коровах. Сейчас мое поколение называют «дети войны». А тогда все мы, повзрослевшие деревенские ребятишки, учились ворошить и подгребать сено. Отец продолжал трудиться на мельнице. Страшным был указ Сталина о наказании за хищение. В 1942 году трактористка взяла два литра керосина – получила 2 года. За ведро перемерзшей картошки, унесенной с поля, – 1,5 года. Попал под «раздачу» и отец. Стал крошиться от старости камень жерновов, к тому же и зерно было некачественным. Заведующая животноводством положила в стакан с водой такую муку, на дне образовался чуть видный осадок песка. Пошла по всей деревне, доказывая, что на мельнице творится вредительство и, естественно, воровство. И в 55 лет инвалид, георгиевский кавалер Иван Кузьмин отправился по этапу на два года.
Братья погибли в один день, а через неделю не стало и отца. Это был февраль 1943 года. Я сидела в доме, смотрела в замерзшее оконце на заметенный снегом сруб новой избы, которую отец и братья не успели сложить. Вдруг услышала крик, плач. Внесли маму, стали отливать водой: поч-тальон принес похоронки.
Летом снова работала: боронила, возила навоз с такими же, как я, ребятами. Не хватало сил стащить слежавшиеся комья с телеги, ревела, но делала. А вечером доила одну-две коровы, ручонки сильно уставали.
До 1945 года в деревню вернулись трое мужчин из двадцати с лишним, ушедших на войну. 9 мая. Победа! Пришла из школы радостная, а дома – плач. Некого ждать.
В течение трех послевоенных лет был страшный голод. Мама попала в больницу – сдало сердце. И я одна отправилась на покос со всеми. Женщины, молодые еще, красивые, но с огромными от голода животами, поставили меня замыкающей. Думала, упаду и умру – руки в кровавых мозолях. Но выдюжила. Одна из старших женщин сказала: «Давайте Марийке дадим столько же сена, что и всем». Я бежала за три километра в больницу к маме со слезами: «Нам дали сена столько, сколько и всем!»
Таким было мое детство. Таким было детство всех детей войны. Но никто ни разу не поздравил нас даже открыткой.
Давно нет в живых моей мамы. А мне всегда хотелось узнать что-нибудь о своем брате Михаиле, он до сих пор числится пропавшим без вести. Поисками информации о нем я занимаюсь уже более сорока лет. Недавно отправила письмо в школу, в которой он преподавал в 30-е годы. И вот на днях по электронной почте мне из школьного музея пришло письмо с фотографией. Читала со слезами на глазах.
Оказалось, что в фондах музея истории нарьян-марской школы № 1 имеются сведения из окружного государственного архива о том, что Михаил Иванович Кузьмин работал у них учителем химии и биологии, а также исполнял обязанности завуча при директоре школы Иване Александровиче Беляеве в 1935 го-
ду. На тот момент он уже окончил педтехникум, имел пятилетний стаж педагогической работы и был членом ВЛКСМ. Других сведений пока обнаружить не удалось. «Мария Ивановна, мы рады были помочь вам, – написала руководитель совета музея истории школы № 1 Татьяна Балмасова. – В дни весенних каникул мы продолжим работу в архиве. И если что-либо удастся найти, сообщим вам непременно». В основном фонде школьного музея хранится фотография 1937–38 года, которая выставлена в экспозиции «Так все начиналось». На ней есть мой брат Михаил Кузьмин. Копию фотографии мне тоже прислали. Это настоящий подарок к 65-летию Победы.
